Крест для воина Евгения
В ВОСКРЕСНЫЕ дни здесь много прихожан. Храм святителя Николая, что в Пыжах, находится в самом центре Москвы, рядом с Третьяковской галереей. Место бойкое. В церкви много детей, плывет запах ладана, в такт легкому дыханию ветерка из приоткрытого окна колышутся огоньки свечей. Идет служба, и голос протоиерея хорошо слышен даже в последних рядах:
...И особо чтим мы новомученика воина Евгения...
РАССКАЗ МАТЕРИ
РОДИЛСЯ Женя в половине первого ночи 23 мая 1977 года. Рос он крепким, очень тихим ребенком. Пожалуй, единственное, что было в его характере еще с совсем маленького возраста это его наблюдательность. Он всегда обращал внимание на то, что другие и не заметили бы. В год с лишним он еще не ходил, и мы забеспокоились, решили его окрестить. Через месяц после этого Женя пошел, пошел твердо, уверенно, не спеша.
Я помню, как-то сразу после этого я взяла его с собой в лес. Было жаркое лето. Лес у нас был рядом. Женя стоял на тропинке среди высокого папоротника. Я спряталась и думала, что сейчас он начнет меня искать, проявит какое-то беспокойство. Тишина. Потом я выглянула и с удивлением обнаружила, что ребенок обо мне просто забыл он так увлеченно разглядывал папоротник, по которому ползали разные букашечки, и с такой радостью на все это смотрел! И потом, по жизни, каждую травинку он как-то особенно видел. Мне этого не дано. Я могу идти по тропинке и машинально срывать растущую на обочине траву, листики, веточки, не замечая этого. Он никогда этого не делал, всегда говорил: Мама, тебе руки надо завязать.
Несколько позже я обнаружила, что при всей его скромности, незаметности, Женя обладает достаточно твердым характером. В принципе он всегда был самостоятельным. С семи лет он утром вставал сам, умывался, одевался, завтракал или не завтракал, уходил в школу. Все это было без меня. Я с шести часов утра была на работе, так что Женя рос самостоятельным, ответственным. Мне всегда казалось, что в доме у меня если немужчина, то во всяком случае не ребенок, а взрослый человек. Лет в одиннадцать или двенадцать он вернулся с летних каникул с крестиком на шее. Я удивилась, спросила: Женя, что это? Он сказал: Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и мне это дали. Женя, сними, над тобой будут смеяться. Он промолчал, ничего не сказал, но крестик не снял. Потом увидела, что цепочку он заменил на веревочку. Начала опять к нему приставать: Ты что, в какое время ты живешь? Ты у кого-нибудь из своих друзей видел такое? И коль тебе уж так хочется носить этот крестик, если тебе действительно это так нужно, то почему не цепочка, почему эта грубая веревка? Он ответил просто, но достаточно твердо: Мне так удобно, и носить я буду так.
Жили мы вдвоем, привыкли прислушиваться к мнению друг друга, но еще несколько раз потом я придиралась к нему по поводу этой веревочки. Мне казалось, что над ним смеются друзья, смеются все, потому что он не снимал крестик никогда, будь то купание на речке или в бане, или на тренировках в спортивной секции, или дома. На всех фотографиях среди огромной компании друзей Женя везде с крестиком. Причем на такой толстой веревочке крестик был только у него. Я не знаю, подшучивали над ним ребята или нет, это сейчас мне уже не узнать. Но он никогда его не снимал.
Учился Женя легко, все предметы давались ему без напряжения. Учился в общем-то с удовольствием, но закончил только девять классов. А после девятилетки пошел сразу работать на мебельную фабрику. Я была не против, потому что сама-то я тоже мебельщик, и Саша, отец Жени, был мебельщиком, и дед мой был плотником это у нас семейное. Работа Жене нравилась. Помимо всего прочего он получал приличные деньги. Я на трех работах столько не получаю. И мы начали жить хорошо. В 1994 году мы получили двухкомнатную квартиру, и жизнь, я думала, всегда будет такой...
Вот сейчас, вспоминая все это, я не могу сказать, что Женя был каким-то необычным, чем-то сильно отличался от сверстников. Крестик носил? Да. В храм ездил иногда? Да. Но так же, как и все ребята, любил музыку. Не так часто, но общался с большой компанией ребят, очень хороших ребят, занимался спортом, делал это с удовольствием. Перед армией уже несколько раз видела его с сигаретой, хотя при мне он никогда не курил, даже будучи уже в армии. Сказать, что он был совсем открытым? Нет, было в нем что-то такое, чего никогда до конца я не понимала. Женя любил стихи, иногда писал их к моему дню рождения, что-то с малых лет мне сочинял. Это были детские, не совсем складные, но всегда очень ласковые и добрые стихи.
25 июня 1995 года Женю призвали в армию. Идти не хотелось, но долг это для Жени все. И он, и ребята из его компании все прекрасно понимали, что есть вещи, которые хочешь ты этого или нет, а делать надо. Ни о каком увиливании от армии никогда вопрос не стоял...
МУЖЕСТВО
СЛУЖИТЬ рядовой Евгений Родионов попал в пограничные войска, чем очень гордился. В каждом письме, в каждом телефонном звонке всегда подчеркивал, что он пограничник.
Мама, Любовь Васильевна, взяв в сентябре отпуск, поехала к сыну. Командир части встретил ее неприветливо: Ну вот, еще одна мамаша приехала с требованием, чтобы ее сына не посылали в горячую точку. На что Любовь Васильевна ответила:
Я еще не говорила с сыном, но в любом случае будет так, как решит он сам. Потому что с малых лет Женя был единственным мужчиной в нашем доме, и если он примет решение, я буду его уважать, каким бы оно ни было...
13 января 1996 года Евгений Родионов улетел в командировку в Ингушетию. Место назначения 479-й погранотряд особого назначения, третья мотоманевренная группа. В части к гранатометчику Родионову не было абсолютно никаких претензий, он все выполнял добросовестно. Из Жени получился хороший солдат.
Ровно месяц прослужил Женя на заставе, и 13 февраля 1996 года он попал в плен. Застава стояла на единственной в горах Дороге жизни, которая позволяла боевикам провозить по ней оружие, боеприпасы, пленных. Контрольно-регистрационный пункт, где несли в ту злополучную ночь службу Евгений Родионов, Александр Железнов, Андрей Трусов и Игорь Яковлев, это всего-навсего будка без света, без связи, без какого-либо инженерного оборудования. Около трех часов ночи к КРП подъехала машина скорой помощи. В обыкновенном на вид рафике скрывались более десятка вооруженных до зубов бородачей в камуфляже. В считанные секунды все было кончено. Прибывшая через час смена обнаружила только алые пятна крови на снегу...
Для четырех пограничников начались три с половиной месяца плена. Три с половиной месяца постоянных унижений, издевательств, побоев. На Евгении, единственном из пленников, был нательный крест. Это вызывало особую ярость у боевиков. Каждый день ему говорили: Ты можешь жить. Для этого тебе надо снять крестик, принять нашу веру, стать нашим братом. И все эти кошмары сразу кончатся. В неполные девятнадцать лет, когда рядом нет мамы, нет офицеров, нет наставников, Жене предстоит сделать свой выбор. Он прекрасно понимает, что значит стать братом чеченского боевика. Это значит взять оружие в руки и воевать против своих, против таких же мальчишек, как он сам. За окончательный и бесповоротный отказ снять с себя крест он был подвергнут мучительной казни. 23 мая 1996 года, в день своего рождения, Евгений Родионов был обезглавлен...
Невозможно представить, что пережила мать за те десять месяцев, когда она искала своего сына. Она начала искать Женю, еще когда он был жив, а нашла его уже мертвым. Любови Васильевне пришлось пройти все муки, все круги ада, какие только есть на земле. Видно, Господь водил ее по тем дорогам, где мин разбросано больше, чем камней. Видно, Господь защитил ее от бомбежек, не дал ей погибнуть, посчитав, что ее долг, долг матери найти сына, похоронить его в родной земле. Похоронить так, как хоронили наши деды и прадеды, по христианскому обычаю, с отпеванием, с преданием земле.
Заплатив чеченским командирам огромные деньги, вырученные от заклада собственного дома, Любовь Васильевна нашла могилу сына и троих плененных вместе с ним пограничников. 23 октября 1996 года тела всех четверых были эксгумированы. А еще через неделю за особую плату матери вернули голову Евгения. Любовь Васильевна вывезла из Чечни тела всех ребят, кто погиб с ее сыном.
ПАМЯТЬ О СЫНЕ
Я НЕ МОГУ сказать, что смирилась с потерей сына. Нет, конечно нет, я никогда, до самой своей последней минуточки не забуду Женю. Но ушло отчаяние, ушло то ощущение, когда не хочется жить, когда чувствуешь себя как зверек, загнанный в клетку, со всех сторон не просто отчуждение, а отторжение. Когда ходьба по этим административным кабинетам превращает тебя в ничто. Просто душой умираешь, когда тебя никто не то что не хочет или не может понять тебя просто вообще никто не воспринимает как человека. Ни боль твоя, ни обида никого не волнует. Думаешь: Господи, где я живу, в какой стране я живу, среди кого я живу, почему за два года мне ни одного приличного человека не встретилось! Правда, как он мог встретиться, если я из дома не выходила никуда, кроме кладбища. Может быть, поэтому. А в чиновничьих кабинетах, к сожалению, всегда равнодушных людей хватало...
Только теперь по-настоящему понимаешь, что есть люди и есть люди. Одни, это те, которые живут в другом государстве, они богатые, а может быть, даже не очень богатые, но сытые, равнодушные, спокойные, которых волнует только свое я, то, что относится к их жизни. А есть и другие. Они молятся за моего сына. Нет награды выше для матери. Государство дало Жене орден Мужества, оценив его гражданский подвиг, и тут же забыло о нем так же, как и обо мне. А вот люди, простые православные люди, считают своим долгом приезжать из Москвы, из Рязани только для того, чтобы помолиться, отслужить панихиду по Жене.
У Жени на могиле стоит огромный двухметровый крест, горит лампада. Крест поставлен добротой людской: люди собрали деньги, поставили этот крест, повесили лампадку.
Когда ставили крест, приехали священники с прихожанами, журналисты, писатели, предприниматели. Были вполне благополучные, не самые бедные люди. Меня это поразило что нужно этим людям?! Приехать на могилу к неизвестному мальчику, который никого не спас, не подбил несколько танков или самолетов. Мы никогда не считали смерть Жени геройской. Он сам добровольно выбрал смерть. И вдруг эти люди приехали на могилу, поклонились кресту и сказали, что то, как он служил и погиб, имеет для них глубокое духовноезначение.
Я просто поражена, как такие люди, с такой высоты и вдруг на могиле моего никому не известного, тихого сына. Приезжает женщина из Череповца. В такую даль она приехала, чтобы тоже поклониться Жене, хотя у нее самой сын тоже погиб в Чечне в 1995 году. Приехал совершенно незнакомый человек из Екатеринбурга и тоже попросил, чтобы я проводила его на могилу к Жене. Как-то к Жене приехал поклониться ветеран Великой Отечественной войны. Он снял с себя фронтовую награду медаль За отвагу и положил на могильный камень...
И я думаю теперь: Господи, почему я считала, что в мире вообще уже нет нормальных людей! Они есть, вот они рядом. Они чужие, незнакомые, я даже не знаю, как их зовут, но почему-то они откликнулись. Они, бросив все дела, едут на могилу, а ведь у каждого из них семья, свои какие-то проблемы. Вот они оценили подвиг Жени по-другому, не просто отдав какую-то железку, а душой восприняли. И это поражает.
* * *
ТЕЛО Евгения было привезено матерью на родину 20 ноября 1996 года, в день памяти мучеников Мелитинских. Они были воинами-христианами Римской армии, и за отказ отречься от Христа им отсекли головы. Один из этих тридцати трех воинов носил имя Евгений.
Летом 1999 года при налете на российскую погранзаставу был убит родной брат Хойхороева, убийцы Евгения Родионова. Он был убит на том самом месте, где прежде были захвачены Евгений и трое других солдат.
А 23 августа 1999 года ровно через три года и три месяца после смерти Евгения в Грозном во внутричеченской бандитской разборке был убит и сам Хойхороев вместе со своими головорезами-телохранителями...
* * *
ЗАКОНЧИЛАСЬ служба в храме святителя Николая, и длинная цепочка прихожан выстроилась к батюшке за благословением.
Неспешно расходятся христиане, догорают свечи перед иконами, гаснет свет, и под своды храма опускается полумрак... В алтаре, среди святынь храма, маленький крестик. Нательный крест воина Евгения.
Подготовил
Андрей МАКАРОВ